— Добрый день, Селби, — произнес он, пожимая руку окружногопрокурора. — Вы отлично выглядите, мой мальчик! Похоже, бремя ответственностипошло вам на пользу. Проходите и усаживайтесь… Вон туда, к столу… Хотитесигару? Их делают для меня в Гаване.

Изображая гостеприимство, Стэплтон царственным жестомхоленой пухлой руки откинул крышку шкатулки и протянул ее Селби. Ароматдушистого гаванского табака расплылся по комнате.

— Благодарю вас, — ответил Селби, — но я убежденныйкурильщик трубки. В крайнем случае — сигарет.

По лицу Стэплтона проскользнуло разочарование. Он подержалкрышку шкатулки еще секунду открытой, затем захлопнул ее и опустился в большоекрутящееся кресло позади стола.

— Вы давненько не бывали у меня в доме, Селби, — произнесон. — Раньше вы с Инее много играли в теннис, практиковались в верховой езде.Надеюсь, вы не позволите служению общественным нуждам превратить вас вразвалину?

— Думаю, нет. Хотя сейчас, конечно, у меня стало гораздоменьше свободного времени, чем когда я работал практикующим юристом.

— С этим приходится мириться. Вы занимаете важный пост…Очень важный пост. Но вы должны помнить, Селби, что ваш первый долг — это долгпо отношению к собственному организму. Ваше тело — это машина, которая мчит васпо жизни… Впрочем, я, пожалуй, не слишком подхожу для такой проповеди. Вечно вбегах, на совещаниях, которые затягиваются далеко за полночь… Однако вы ведьпришли сюда не для того, чтобы обсуждать мои дела, и я не стану отнимать у васвремя обсуждением ваших.

Я хотел побеседовать с вами о своем сыне, Джордже. Не знаю,хорошо ли вы его помните. Он вряд ли бывал дома, когда вы заходили к Инее. Унего не домашний характер. Я даже не осмелюсь утверждать, что он проводит всвоей комнате хотя бы один вечер из тридцати… Но такова нынешняя молодежь.Джордж мальчик неплохой, но сейчас он подошел к возрасту, когда мать его ужебольше не понимает. Их жизни текут теперь в разных направлениях. МиссисСтэплтон, как вы, наверное, знаете, ведет большую благотворительнуюдеятельность. Положение моей супруги… равно как и сознание своего общественногодолга, — поспешно добавил он, — обязывает ее проводить значительную частьвремени вне дома. Меня же дела заставляют постоянно курсировать междуМэдисон-Сити и Нью-Йорком.

Тут он сделал долгую паузу, чтобы Селби как следуетпрочувствовал контраст между человеком, олицетворяющим неотъемлемую частьнациональной экономики, и обыкновенным окружным прокурором.

— Так вот, вернувшись из последней поездки, — продолжилСтэплтон, — я обнаружил, что в мое отсутствие Джордж слишком распустился. Он нетолько тратил больше отведенной ему суммы, но и раздавал долговые расписки ивыписывал чеки будущим числом. Очевидно, он поигрывал в карты. Насколько японимаю, вам об этом тоже кое-что известно.

Селби кивнул.

— Да, не далее как сегодня ночью я поймал его сидящим закарточным столом. Игра была в самом разгаре, и ваш сын был одним из ееучастников.

— Я знаю, — сказал Стэплтон. — Кстати, по поводу этой самой«Пальмовой хижины». Мой сын признался, что встречал там кое-какую публику, кслову сказать, довольно приятную, но, как я понял, прошлое этих людей было несовсем чистым. Джордж сказал, что одного из них вы публично обвинили в том, чтоон профессиональный шулер. Это заставило его задуматься. Он всегда считал этоготипа каким-нибудь мелким бизнесменом… к примеру, страховым агентом, имевшимпристрастие к карточным играм. Но ваши слова и то, как этот человек на нихотреагировал, заставили Джорджа увидеть вещи в ином свете. Он понял, что егопопросту надували. Так же, как поступали там с другим завсегдатаем, бывшимброкером по фамилии Нидхэм. По сути дела Джордж…

— Сколько он спустил? — спросил прокурор. Стэплтоннахмурился.

— Довольно значительную сумму. Но я хотел обсудить с вамидругое, Селби.

— Что конкретно?

— Мне кажется, что «Пальмовая хижина» превратилась вреальную угрозу для нашей молодежи. Она должна быть уничтожена, вырвана скорнем.

— Там больше не будет игорного притона, это я вам обещаю, —произнес Селби, нахмурившись.

— Прекрасно. В крайнем случае, когда наступит времяпереоформлять лицензию, можно будет им в этом отказать. Ну а пока, если бы высмогли привлечь владельца к суду на основании какого-нибудь конкретного фактаигры, это послужило бы ему хорошим уроком.

— Я подумаю. Конечно, для возбуждения судебного деланеобходимо располагать уликами. Однако надеюсь, что добытого мной сегодня утромвещественного доказательства будет достаточно для обоснования иска.

— Могу я узнать, о каком доказательстве идет речь?

Селби вынул из кармана пиджака сложенную вдвое долговуюрасписку Джорджа.

— Когда сегодня утром шериф и я накрыли игроков, Триггс,владелец «Хижины», пытался было утверждать, что компания перекидывалась в картыпросто на интерес и что никакие деньги в игру вовлечены не были. Однако яслышал, как ваш сын объявлял ставку, и в подтверждение этого на кону имеласьдолговая расписка на сто долларов за его подписью. Таким образом, можно смелоутверждать, что…

Стэплтон нахмурился.

— Извините, что перебиваю, Селби, — произнес он. — Я понялситуацию и, видимо, знаю, что вы собираетесь сказать. Что ж, я двумя руками зато, чтобы прикрыть эту «Пальмовую хижину». Я уверен, что от этого наш городвздохнет свободней. Но я очень не хотел бы, чтобы в скандал оказалась замешана мояфамилия. Будет лучше, если вы опустите все, что касается сегодняшней игры, ипопробуете возбудить дело на основании какого-нибудь иного факта.

Прокурор аккуратно сложил расписку и убрал ее обратно вкарман.

— К сожалению, других улик у меня нет, — произнес он.

Лицо Стэплтона помрачнело.

— Да, ситуация весьма щекотливая. Но вы, Селби, человекблагоразумный и, смело могу сказать, находчивый. Не сомневаюсь, вы отыщетекакой-нибудь выход. Единственное, о чем я вас прошу, это не упоминать имя моегосына.

— Я еще не определился, стоит ли привлекать Триггса к судуили нет.

— Кажется, я только что объяснил вам, что не могу допустить,чтобы фамилия Стэплтона упоминалась в этом графстве в связи с уголовнымразбирательством! Я не позволю, чтобы мой сын оказался замешан в скандал сигорным притоном! — произнес Стэплтон рассерженно.

— Если я все-таки решу возбудить дело, — невозмутимопродолжал Селби, — мне, конечно, придется привлечь эту расписку в качествевещественного доказательства. В противном случае, могу вас заверить, никакойогласки допущено не будет.

Щеки Стэплтона приобрели кирпично-красный оттенок.